Впечатления от первого самостоятельного управления самолетом
Кто-то мечтает о шубке, кто-то о Мальдивах. О чем мечтать внучке военных летчиков? Конечно, о небе!
С небом у меня незадача получалась. Опыт неоднократных полетов на пассажирских самолетах с самого раннего детства всегда давал неутешительный результат.
Последний (как долгое время я думала) полет состоялся в 2007 году. Добрые айболиты вынесли вердикт: жить хочешь? Завязывай с перелетами, для тебя построили железную дорогу.
Пришлось смириться. Внучка летчиков, но правнучка-то железнодорожников. Так и путешествовала по городам и весям в своих бесконечных рабочих и личных поездках под стук колес. Исколесила Евразию с запада на восток от Вены до Владивостока, и с севера на юг от Архангельска до полуострова Гамова в Приморском крае.
Небо продолжало манить. Смотрю на проплывающие облака, летящие самолеты и мечтаю.
Что же, если с самолетом не срастается, может быть, воздушный шар? Промониторила стоимость аренды в Подмосковье, в надежде вытащить с собой всю семью, прослезилась. Решила, что подумаю об этом завтра.
Поделилась мечтой с питерскими друзьями.
— Не вопрос, гондола на приколе там-то.
Проезжаем мимо – нет гондолы.
Не судьба… Так и продолжалось мое «завтра» до августа 2019 года.
Очередной поход к докторам вначале не особо порадовал: все дело в особенности моего организма категорически не переносить уменьшение столба атмосферного давления. На горы я тоже могу только смотреть от их подножья.
А «низэнько-низэнько» можно? Точно, мне нужен воздушный шар!
Утром судьбоносного 23 августа за рюмкой кофе с коллегами вслух озвучиваю мечту о небе.
— Не выше 200 метров тебя устроит?
Вопрошает такой же, как и я? фанат авиации, летчик-любитель.
«Но это не воздушный шар, это самолет!» — телеграфирует мозг. Процесс принятия решения занял две, максимум, три секунды.
— По рукам! Когда?
— Что ты делаешь сегодня после работы?
«Если ты по-настоящему чего-то хочешь, вся вселенная будет помогать тебе в исполнении этого желания», процитировал какого-то умного человека добрый друг.
«Как здорово озвучивать мечты в правильной компании: они становятся планом действий», — добавила подруга.
Что я делаю сегодня после работы?! Лечу!
Моим пилотом, наставником, инструктором и ангелом-хранителем в этот день стал коллега, сын военного летчика, Андрей Евгеньевич Бакланов.
Едем на аэродром. «Ватулино», с грунтовой взлетно-посадочной полосой, расположен в пяти километрах юго-восточнее подмосковной Рузы. Его строительство началось восемьдесят лет назад. В 1941 году здесь базировался истребительный авиаполк, защищавший Москву от налетов фашистских бомбардировщиков. В конце того же года «Ватулино» был захвачен немецкими войсками. До 1943 года на нем базировался вражеский бомбардировочно-штурмовой авиаполк. В июле 1943 года на аэродром вновь вернулись советские боевые машины, на этот раз штурмовики. Затем «Ватулино» был «аэродромом подскока»[1], после окончания Великой Отечественной войны – резервным, еще позже использовался сельскохозяйственной авиацией.
Сейчас «Ватулино» арендуют несколько авиационных клубов.
Подъехали. Слышу хорошо знакомый по старым фильмам гул двигателя Ан-2. Заходит на посадку. Идем по аэродрому. Под ногами мягкий и густой травяной ковер. Один ряд ангаров, параллельно ним расположены небольшие одноэтажные строения, далее ждут своих пилотов легкомоторные самолеты. Андрей Евгеньевич, оставив меня в домике-«кают-компании», ушел к руководителю полетов уточнить метео-обстановку и согласовать полетное задание.
С интересом осматриваю место отдыха летчиков. Классика: диван, кресла, стол, чайник. На диване в соседней комнате уютно устроилась гитара. На стене карта полетов. Воображение живо дорисовывает картинку будней и праздников сынов неба.
— Подожди, мы со вторым пилотом сейчас слетаем на разведку. Пару кругов вокруг аэродрома сделаем. Займет минут пятнадцать.
Заботливо объясняет мой командир.
Желтый двухместный самолетик выруливает из-за ангаров и направляется на ВПП. Это потом я узнаю, что мы – борт 3-67, AEROPRAKT-22L. Гулко заурчал двигатель, самолет набрал скорость и оторвался от зеленого ковра. Пошли на первый круг. Прикрывая рукой глаза от слепящего солнца, слежу за полетом. Через несколько минут машина скрылась из вида.
Аэродром оказался совершенно особым миром. Вот взлетел Ан-2, затем на взлет пошел какой-то более современный самолет, звук его двигателя резче и пронзительнее. С Ан-2 началась выброска парашютистов. В небе отделились несколько маленьких точек. Через несколько секунд над ними раскрылись цветные купола парашютов. Наблюдаю за спуском. Один, второй, третий и так далее. Сбилась со счету. Каждый выходит на одну и туже заданную точку. За деревьями не вижу момента приземления.
Возвращается наш самолет. Касание земли и вновь, не останавливаясь, он идёт на взлет. Этот приём у лётчиков называется конвейер. Опять провожаю его взглядом.
Аэродром затихает. Есть какой-то фоновый шум, явно от работающей техники, но он совершенно не раздражает. Тихие звуки природы. Пчелы кружат над яблоками, аккуратно разложенными на матерчатом навесе садовой скамейки, на которой расположилась я. В нескольких сантиметрах от земли две птички (по-моему, трясогузки) затеяли игру в «истрибков». Маленький и стремительный воздушный бой.
Вдалеке идет человек в промасленном рабочем комбинезоне. Волосы забраны в хвост, точь-в-точь как у меня. Хвостатые вперед!
Полный штиль. Небо голубое, чистое, высокое.
Желтый самолетик возвращается. Направляюсь к машине и ее хозяину.
Наблюдаю как наши пилоты покидают кабину самолетика. Летчик Петр, седовласый и моложавый, по-русски гостеприимен и приветлив. Дружеское рукопожатие. Спешу познакомиться скорее с «красивой птицей».
Полностью остекленные дверцы самолета открываются по принципу «крыла чайки». Сажусь справа, в кресло второго пилота. Петр заботливо пристегивает меня, желает удачного полета.
Первый опыт наблюдателя. Или летчика-наблюдателя? Война план покажет.
Слева в кабине размещается командир воздушного судна Андрей Евгеньевич. Он серьезно и внимательно готовится к полету: планшет с картой и его планом пристегнут к ноге, так удобнее. Шутливо подбадривает, заботится удобно ли мне в кабине.
Прохожу краткий инструктаж. Из всех приборов запомнила только высотомер. 😊 Уже в воздухе буду наблюдать, как меняется положение нашего аппарата относительно сторон света в зависимости от того, куда его направляет пилот.
Командир воздушного корабля по радио начинает вести переговоры с руководителем полетов, запрашивая разрешение на взлет. Взлет разрешают с несколькими оговорками:
— Над Рузским водохранилищем находится тепловой аэростат. Близко не подлетайте, человека не пугайте. Во время пробного круга переговоры не ведите.
Позже станет ясно что, где-то на земле и с воздуха ведется поисково-спасательная операция. В обширных Рузских лесах потерялся грибник. Связавшись со службой спасения, бедолага развел костер. Поиски закончились ожидаемо удачно. Еще до нашей посадки, незадачливый любитель тихой охоты был обнаружен.
Всю дорогу на аэродром думала про своего дедушку, Дмитрия Павловича Безрукова. Митя рассказывал своей горячо любимой супруге Клавочке (моей бабушке):
— Когда я летаю, я пою.
Что же буду делать я? Если петь, то, что именно?
С песнями не срослось. С перепугу, услышав о необходимости тишины в эфире при пробном полете, промолчала его весь как пуговица. Андрей Евгеньевич общался со мной по внутреннему переговорному устройству, я же предпочитала «театр мимики и жеста». Очень редко ему удавалось вытащить из меня короткое – нет, да.
Вырулили к взлетно-посадочной полосе.
Пару минут стоим на полосе с включенным двигателем. Проверив показания приборов и работу всех систем самолёта, мой командир докладывает:
— Борт 3-67. К взлёту готов!
Руководитель полётов даёт добро.
— Борт 3-67. Взлетайте!
Гул двигателя перешёл на более высокую тональность. Набирая скорость желтый самолетик покатился по ВПП.
Случилось! Скорость достигла критическо-необходимой величины, необходимой для создания подъемной силы. Уравнение Бернулли в действии. Отрыв! Вот оно, небо.
Аэродром удаляется. Восторг переполняет! Оказывается, земля абсолютно зеленая: поля, луга, лес, которые лишь изредка прочерчивает дорога и извивающаяся ленивым ужиком речка Руза. То тут, то там, возникают аккуратно застроенные домиками квадраты и прямоугольники поселков, по узенькому шоссе едут разноцветные автомобили. Особенно хороша церковь, спрятавшаяся в леске, недалеко от водной глади. Все выглядит совершенно игрушечным.
Очевидно, поймав воздушные потоки, мой ангел-хранитель отпускает штурвал.
— Смотри, самолет летит сам!
Смотрю. Летит. Сам. Восторг от СамоЛета и его Командира становится еще больше! Какая машина, какой летчик, какое небо! Просто необыкновенная, необъятная радость!
Уже позже, когда мы возвращались в стоящую в пробках летне-пятничную Москву, Андрей Евгеньевич вещал в утвердительном тоне:
— Ну, когда я отпустил штурвал, ты испугалась.
— Нет!
То же самое мне потом говорили и писали многие.
— Было очень страшно?
Нет! Страха нет! Совсем нет! Есть только всеобъемлющее счастье Полета, окутывающее душу восторгом, согревающее сердце радостью абсолютной Свободы!
Бояться не нужно. То, что у меня совершенно по-детски отсутствует чувство страха, всего лишь одна сторона медали. Вторая – я прекрасно понимала, что сидящего слева от меня полубога в небе, а на земле обычного человека, ждет семья. Живого и здорового.
Как напевал мой инструктор:
«Пассажиров мы жалели,
Как могли и как умели.
Мы и сами жить хотели,
Если честно говорить!»
Разворот, и мы вновь летим к речке. Слева от нас виден зависший над водохранилищем тепловой аэростат. Я помню, туда нам не надо, а то человека напугаем.
— Как самочувствие?
Раздается в наушниках голос командира.
— Отлично!
Летчик хитро покосился на меня и самолет, задрав нос вверх, начинает набирать высоту. Одним глазом слежу за высотомером.
Поднявшись на высоту 300 метров, Андрей Евгеньевич начал чуть-чуть раскачивать машину. Крен влево, крен вправо. Это «катание на лодочке», вкупе с совсем незначительно уменьшением давления атмосферы, стали критическими.
Глаз-алмаз у моего коллеги. Правильно он изначально рассчитал эти 200 метров высоты. Ватулино находится в превышении 196 метров над уровнем моря. Как только к этому прибавилось еще 300 метров, давление атмосферы снизилось всего лишь на 6%. Моя капризная система кровоснабжения сразу отреагировала отрицательно. Пришлось запрашивать разрешения возвращения на аэродром.
Как обидно! Разворот, снижение, снова высота 200 метров. Прихожу в себя, грустно смотрю по сторонам.
— Зря я тебя покачал.
Нет! С отчаянием отрицательно качаю головой. Все отлично! Активно жестикулирую и улыбаюсь до ушей.
— Может вернемся?
Конечно, да!
Опять запрос руководителя полета:
— Борт 3-67. Разрешите вернуться в пятую зону.
— Что-то потеряли?
Командир смеется: — Да!
Молчание в эфире длится секунд тридцать. Тридцать секунд вечности.
— Ключи от неба? Борт 3-67, возвращение в пятую разрешаю.
— Борт 3-67. В пятую разрешили.
Небо дало мне второй шанс, найти потерянные от него ключи. Разворачиваемся и вновь летим к реке, уже четко на двухстах метрах.
— Бери штурвал в руки.
Раздается команда в наушниках.[2]
По пути с работы на аэродром хихикала про себя: надо будет как в добрые старые институтские времена, которые у меня выпали на вторую половину 80х годов прошлого века, попросить у летчика:
— Партия, дай порулить!
О том, что «партия» сама предложит штурвал, даже и не мечтала. Вот он, еще один шанс. Второго такого не будет точно!
Послушно беру штурвал. Далее следует еще один краткий инструктаж, уже в небе:
— Главное, держи горизонт. Вот так, как сейчас. Штурвал на себя – нос вверх, набираем высоту. Штурвал от себя – нос вниз, снижаемся. Попробуй вправо, влево. И все делай очень плавно.
Как только штурвал оказался только в моих руках, самолет стал стремительно (было такое внутреннее ощущение) набирать высоту. С перепугу рванула штурвал от себя. Машина отреагировала адекватно и, резко опустив нос, стала снижаться.
— Плавнее, плавнее.
Учил меня добрый наставник.
Прошло несколько минут, прежде чем я смогла почувствовать самолет. Именно в это время в мозг прокрался липкий холодок: если сильно накосячу, угроблю очень хорошего человека и очень хороший аппарат. С охватившей паникой справилась не сразу.
Когда удалось зафиксировать горизонт, с удивлением поняла – лечу. Сама управляю самолетом и лечу. Машина все время пыталась уйти влево и вниз, я же ее плавно выравниваю.
Андрей Евгеньевич решил обязательно заснять исторический момент первого в моей жизни управления самолетом. Каких же усилий это ему стоило! Еле-еле смог уговорить своего курсанта оторвать глаза от горизонта и посмотреть на него. Ну как-же, сказано: Держи горизонт! Я и держу: глазами, руками, зубами.
Еще через какое-то время, когда руки поняли, какое именно усилие от них требуется, я уже могла, периодически отводя от горизонта взгляд, посматривать на приборы. Чуть набрала высоту, чтобы идти на желаемых двух сотнях метров.
Куда конкретно направляла ставшим уже «свой» самолет, понимала, мягко скажем, не очень хорошо. Знала только, что налево нам не нужно. Потом, анализируя все произошедшее, прочувствовала истинную суть подсказок своей подкорки: слева завис тепловой аэростат. Пугать человека нельзя. Держим курс правее.
С осознанием что и как нужно делать, чтобы лететь, обнаружила что лоб покрыт холодным потом. Но! Я сделала это! Мы сделали это: инструктор, самолет и я.
Прекрасно понимаю, что возникшее ощущение полного слияния с самолетом ошибочно и очень самонадеянно. Слишком многого я еще не знаю и не умею. Просто первая вывозка учлета, как говорили сто лет назад. Но именно это ощущение, что крылья за твоей спиной существуют не фигурально выражаясь, а физически, дает безграничное счастье полета, желание петь. Мне сверху видно все, ты так и знай!
А что-же мне видно сверху? В этот момент мы пролетали над лесными просторами. Скорость не чувствуется, кажется, что аппарат просто завис над бесконечным бархатным зеленым одеялом. Это открытие поразило. Ты и голубая бездонность. Покой и воля.
Так и летели втроем: самолет, Андрей Евгеньевич и я, в огромное и манящее небо.
Сколько минут продолжался мой первый самостоятельный опыт управления самолетом? Очевидно, немного. Время постоянно менялось, выписывая ленту Мебиуса. То, расширялось до плюс-бесконечности, то сжималось до бесконечности-минус.
Командир решительно взял штурвал.
— Возвращаемся?
— Возвращаемся…
Опять запрос руководителя полетов, получение разрешения, разворот и путь на аэродром.
Летчик филигранно посадил самолет, затем вырулил к ангару, домику нашей маленькой желтой крылатой машины.
Традиционная совместная фотография на память. Где трое, там Бог.
Ключи от неба я оставила в «кают-компании» летчиков, повесив их на гвоздик рядом с гитарой.
До свидания, Ватулино.
До свидания, Небо!
Нет больше жизни без тебя. Без свободного, управляемого полета.
Я вернусь. И мы споем вместе. В небе. С небом и самолетом.
23 августа 2019 г.
- Аэродром подскока — аэродром, предназначенный для кратковременной стоянки для дозаправки и ремонта воздушных судов с целью увеличения дальности действия авиации [↩]
- Прежде чем опубликовать свой опус, попросила Андрея Евгеньевича его проверить на наличие и устранение технических ляпов. С удивлением узнала, что мне не приказывали, а предлагали. Занятная особенность человеческой психики. Одну и ту же ситуацию, разные люди, совместно находящиеся в ней, могут воспринимать диаметрально противоположно. Сама в нее уже попадала. Подошла к человеку с просьбой, он же воспринял ее как приказ. Подозреваю, что дело в авторитете. [↩]
Оставьте свой отзыв