Владимир Иванович Бобров
Владимир Иванович Бобров. Впервые мы встретились с ним на одном из дальневосточных аэродромов. По земле шагала весна. Она была всюду: на сопках, затянутых густыми кустами багульника, на деревьях, распускавших клейкие листья, и даже на аэродроме, где лётчики занимались необычным для них делом — рыхлили землю на огромной клумбе у штаба.
О Боброве рассказывали самые удивительные истории, и я рассчитывал встретить его где угодно: на стоянке у боевых самолётов, на командном пункте, но только не здесь…
Владимир Иванович, заметив моё смущение, передал лопату стоявшему рядом лётчику, смахнул с ладоней пыль, неторопливо сказал:
— Цветы — это хорошо. В них — жизнь.
В печати тогда было опубликовано письмо Героя Советского Союза Михаила Девятаева, который с присущей ему мужской сдержанностью писал о своём командире:
«Мне посчастливилось летать вместе с Владимиром Ивановичем несколько лет. И каждый совместный вылет был для меня подлинной школой мужества, мастерских ударов пo врагу. Многим, очень многим я обязан Полковнику В. И. Боброву — чуткому товарищу, отличному мастеру воздушных атак. Со всей искренностью заявляю: в подвиге моём, за который Родина удостоила меня звания Героя Советского Союза, есть немалая заслуга и доля труда Полковника В. И. Боброва…»
Я спросил, читал ли он это письмо. Владимир Иванович мягко улыбнулся.
— Миша, конечно, многое приукрасил, но человек он настоящий. Я рад, что хоть и с опозданием, но люди узнали о нём.
Видно было, что многие годы их связывала большая и верная дружба.
— А ведь в том памятном бою, под Львовом, когда он прикрыл меня своим самолётом, не думал я, что мы когда — нибудь встретимся. Да видно таков уж человек русский — он и в воде не тонет и в огне не горит.
Мы присели на скамейку, и Владимир Иванович начал рассказывать:
— В Прикарпатье, по сути дела, я второй раз родился… Не подоспей тогда Миша, трудно сказать, как бы сложилась моя судьба…
Бобров говорил неторопливо. А мне хотелось как можно больше узнать о нём, о его необычной, богатой событиями жизни. Сколько раз доводилось ему подниматься в воздух? Смотреть смерти в глаза? Очевидно, недаром так густо посеребрились его виски.
Боевая биография Владимира Ивановича Боброва началась в небе Испании. Суровое то было время. Над многоспрадальной землёй гудели моторы, ухали бомбы, снаряды. Вечно синее небо Каталонии заволакивал чёрный дым. Днём и ночью шли тяжёлые кровопролитные бои. Плечом к плечу с республиканцами мужественно сражались бойцы Интернациональных бригад.
Как только Владимир Бобров вместе с товарищами сошёл с океанского парохода на испанскую землю, их обступили портовые рабочие, жали им руки.
— Камарадо… Товарищ…
Эти слова не нуждались в переводе. Они были понятны на любом языке.
В ту же ночь авиаторы прибыли на один из аэродромов республиканской Испании. За горизонтом полыкали зарницы. Там шёл бой. Владимир долго смотрел на темневшие вдали горы, затем перевёл взгляд на стоящих рядом товарищей. Завтра с рассветам они поднимутся в небо, чтобы сразиться с врагом, и сейчас молчат, задумчиво глядя в ночь…
Ещё недавно Бобров был курсантом военной школы. Ещё недавно под крылом самолёта мелькали украинские степи, где он родился и вырос, где впервые поднялся в небо. На окраине Луганска, утопая в садах, затерялся небольшой домишко. Там теперь ждут не дождутся от него писем. Отец, конечно, догадывается, что делает сейчас Владимир. Старый солдат, ходивший вместе с К. Ворошиловым на Царицын, всё понимает, всё чувствует.
Нелегко было попасть в Испанию. Когда начался фашистский мятеж, Владимир твёрдо решил, что его место там, в рядах бойцов Интернациональных бригад. Написал рапорт, ему отказали. Но Бобров не сдавался. И когда из Испании возвратился их командир Сергей Прокофьевич Денисов, Владимир пошёл к нему на квартиру.
— Простите, товарищ Полковник, я к вам за советом… — и с ходу выложил всё, что накопилось у него на душе.
Полковник задумался. Помолчал несколько минут.
— Что же мне с вами делать?
Сам лётчик, он любил свою беспокойную профессию, таких вот неугомонных, как этот Лейтенант, людей, но сам решить этот вопрос не мог.
— Хорошо, я узнаю, скажу о тебе, порекомендую.
И вот она, Испания. Его мечта сбылась.
…Группа истребителей приближается к линии фронта. Владимир осматривается. Под крылом незнакомая, но отныне близкая и родная земля. Чуть в стороне от дороги курится дымок над крышей одинокого домика, возле него бегают дети. До боли знакомая картина. Вот так же играют дети и на его улице, на окраине родного Луганска. Дети — везде дети. Пусть играют. Затем и поднялся сегодня он в небо, чтобы фашистские бомбы не разрушили их счастье и кров, не оборвала их беззаботный смех.
И вдруг он увидел фашистские самолёты. Штурмовики пикировали на позиции республиканцев. Их прикрывали истребители. Боброву хорошо запомнился только первый удар, по штурмовикам, потом всё смешалось. Схватка была короткой, но очень результативной. Потеряв 8 машин, фашисты покинули поле боя.
Шло время. Рос его боевой счёт. Росла слава. Однажды после очередного воздушного боя, в котором Бобров сбил 2 вражеских истребителя, ему сообщили, что генерал Лукач хочет лично поблагодарить отважного лётчика.
Владимир и обрадовался и смутился. Однако в тот день он так и не встретился с прославленным Генералом — объявили вылет. Бобров ушёл в воздух один раз, другой, третий.
Обстановка была напряжённой: что ни вылет — то бой и, как правило, в неравных условиях: у фашистов машин было больше. Несмотря на это, республиканские лётчики дрались отважно, решительно. Однажды, возвращаясь с боевого задания без боеприпасов и на исходе горючего, Бобров встретился с парой вражеских истребителей. Не медля, враги атаковали его. Раненный в ногу, с трудом дотянул изрешечённый пулями самолёт до аэродрома. Первым к нему подбежал техник самолёта испанец Педро:
— Вы ранены, камрад!
Но рана не так уж беспокоила лётчика. Горечь вызывала мысль: на чём он станет летать после выздоровления? У республиканцев не хватало машин. Но техник успокоил его:
— Не волнуйтесь, камрад, будете летать на своей «пчёлке».
Через несколько дней Владимир вернулся из лазарета. Обрадованный встречей Педро доложил, что самолёт в полной исправности. А потом сообщил своему командиру приятную новость:
— Вы герой, камрад! За 13 сбитых самолётов вас наградили самым высоким орденом.
Лётчик молча обнял своего техника, а вскоре они расстались. Бобров возвратился на Родину, а Педро вместе со своими друзьями ушёл в горы, чтобы продолжить борьбу с фашистами.
…Передышка была недолгой. В июне 1941 года началась война. На пограничный аэродром, где стояла эскадрилья Боброва, налетели фашистские самолёты.
И вот он в воздухе. Прямо на него шёл вражеский истребитель. Самолёты неотвратимо сближались. Ещё секунда, и произойдёт удар. Нервы фашиста не выдержали, он попытался свернуть, но Владимир упредил его. Короткая пулемётная очередь, и вражеский самолёт, перевалившись через крыло, понёсся к земле.
Бобров посмотрел на часы. Ровно 7 часов. Шёл первый день войны. И хотя схватка в воздухе была короткой, Бобров понял, вернее почувствовал сердцем, война эта надолго. И, будет она жестокой и беспощадной.
…Полк всё время находился в боях. Однажды во время короткого отдыха лётчики сидели в землянке, курили, перебрасывались шутками. Строгий и сосредоточенный вошёл командир эскадрильи. Все поняли: предстоит трудная задача. И в самом деле — нужно было разведать скопление вражеских войск во фронтовом тылу противника. Бобров посмотрел на товарищей.
— Добровольцы есть?
Вызвались все.
— Нужен только один, — взгляд командира остановился на Девятаеве.
Михаил — давнишний друг Боброва. Сколько вместе провели воздушных боёв. Нередко Владимир искренне завидовал удивительному спокойствию и выдержке Михаила в бою. И верил ему, как самому себе. Кого же послать на такое задание, как не верного друга. Правда, там, в штабе, он просил, чтобы лететь разрешили ему, но командир полка строго предупредил:
— У вас же эскадрилья, Бобров! Не только самому летать, но и руководить надо.
М.П.Девятаев
…Мучительно долго тянулось время. Бобров прикинул: горючее у Девятаева на исходе. Пора бы вернуться. Значит, что-то случилось. Бобров беспокойно поглядывал на часы. Стрелка торопливо отсчитывала секунды. И тут послышался гул самолёта. Истребитель с ходу пошёл на посадку, приземлился и, коротко пробежав, будто подбитая птица, лёг на крыло.
Чувствуя беду, Бобров опешил к самолёту напрямик, через лётное поле. Ещё издали заметил — фонарь кабины разбит. «Санитарка» на какую-то минуту опередила его, и когда Бобров подбежал к месту посадки, Девятаев уже лежал на носилках. В лице ни кровинки, губы искусаны.
В санбате Боброву сообщили: для опасения жизни лётчика требуется срочное переливание крови, а её нет. И Владимир, не задумываясь, предложил свою. Около 500 граммов крови отдал Владимир Бобров своему ведомому. И хотя лётчик так и не пришёл в сознание, Бобров знал — жить он будет.
…Дороги. Трудные фронтовые дороги. Кто прошёл по ним в годы войны, ничего и никогда не забудет. И особенно те места, где хоронили мы самых близких людей, иногда не успев вырезать и поставить на могиле звезду из фанеры. Мы клялись им памятью сердца, что вернёмся обратно, и клятву эту сдержали.
Снова возвратился в родной полк Михаил Девятаев. Сколько радости было.
— Мы заждались тебя, дружище, — крепко обнимая боевого товарища, говорил Владимир Бобров. — Теперь до конца вместе. До самой победы!
Однако не суждено было сбыться мечте фронтовых побратимов. Стояло душное лето 1944 года. Кровопролитные бои разыгрались на земле Прикарпатья, в одном из воздушных боёв под Львовом, когда Бобров оказался в смертельной опасности, Михаил Девятаев заслонил его машину своим самолётом… Бобров остался живым, а Девятаев упал в горящей машине на чужой территории.
На многие годы судьба разлучила товарищей. Сколько испытаний пришлось выдержать одному из них, прежде чем его имя узнал советский народ, прежде чем на груди героя засверкала Золотая Звезда. Но тогда под Львовом Бобров и другие лётчики, которые видели беспримерный подвиг Девятаева, думали, что он погиб. И они жестоко мстили за гибель своего боевого товарища. А Бобров, поднимаясь в небо, дрался за двоих: за себя и за друга.
Доводилось сражаться лётчикам и на земле. В самые последние дни войны, когда наши войска были уже под Берлином, разведка донесла, что на одном из вражеских аэродромов скопилось большое количество самолётов. Были среди них и первые реактивные истребители. Немцы пытались спасти их любой ценой. Надо было нарушить их планы, и Бобров, тогда уже командир полка, получил задачу: посадить полк на вражеском аэродроме и захватить его.
Задача не совсем обычная. Бобров подумал и сказал:
— Справимся.
Фашисты были буквально ошеломлены, когда над ними появились краснозвёздные истребители и один за другим пошли на посадку. Задание было выполнено.
Последний бой Владимир Бобров провёл 9 мая 1945 года над столицей Чехословакии — городом Прагой. Вместе с товарищами сбил ещё один вражеский самолёт. Всего он провёл 112 воздушных боев. Лично уничтожил 30 самолётов противника. Если к ним приплюсовать 13 франкистских машин, сбитых в Испании, это составит внушительную цифру — 43, не считая тех, что были уничтожены в группе с товарищами.
Вот, пожалуй, и всё, что хотелось мне рассказать о Боброве, мужестванном и удивительно скромном человеке. Несколько лет назад врачи запретили ему летать, и Владимир Иванович расстался с аэродромом, где мы встретились с ним впервые. Но там и сейчас поднимаются в небо его ученики, такие же молодые и пытливые Лейтенанты, каким он сам был когда-то.
Подполковник запаса Л. Шапа
* * *
Данная статья была опубликована на страницах журнала «Крылья Родины» за 1970 год. Однако, и некоторые современные авторы в своих книгах указывают на эти же самые цифры побед — 43 лично и 24 в группе, в отличии от данных М. Ю. Быкова — 27 лично и 24 в группе (с учётом боёв в Испании).
Так, к примеру, О. С. Смыслов, известен многим по книге о В. И. Сталине, в своей книге «Асы против асов» (Издательство «Вече», Москва, 2007 год.), пишет:
«…В Испании он воевал с марта по август 1938 года. Произвёл там более 100 боевых вылетов, сбил лично 13 самолётов мятежников и 4 в группе. Там, вдали от Родины, в воздушных боях с фашистами в полной мере проявилось его индивидуальное воинское мастерство и незаурядная тактическая одарённость. Н. Г. Бодрихин написал об этом человеке буквально следующее: «Непросто найти второго такого летчика, в чьей лётной книжке Великая Отечественная война обозначилась бы более полно: он воевал на 6 фронтах, командовал 2-мя прославленными Гвардейскими полками. Сбив неприятельский истребитель в небе Прибалтики ранним утром 22 Июня, последнюю победу одержал над Прагой 9 мая в 12:40. Воспитал 31 Героя Советского Союза, а сам же прославленный ас при жизни так и не получил этого неоднократно заслуженного звания».
Известно, что А. И. Покрышкин и В. И. Бобров прекрасно понимали друг друга в воздухе, разговаривая в эфире специфической скороговоркой, малопонятной другим лётчикам. Покрышкин не раз спасал этого аса, пригласив в свою дивизию «на полк». А ведь личная неприязнь некоторых авиационных военачальников часто преследовала Боброва на службе.
За время войны Гвардии подполковник В. И. Бобров совершил 451 боевой вылет, в 112 воздушных боях сбил лично 30 и в группе 20 самолётов противника. Всего на его счету записано 159 воздушных боёв, 43 личные и 24 групповые победы.
В 1954 году Владимир Иванович был уволен в запас в звании полковника. Звание Героя Советского Союза ему присвоили посмертно 20 марта 1991 года благодаря настойчивости тех, кто его знал».
Оставьте свой отзыв